в каждом дому по камю 
тесный увесистый томик
словно пальто по коню
перешивает историк
 
правило лобных долей
вызубрив и забизонив
дождь сам себе водолей

там где выход из-под контроля скорее вход
табуны осаждают трою который год
и купают в автоматных очередях
кобылицы стоеросовых жеребят
осторожно свободная касса горит табло
самый дерзкий заходит в ствол говорит алло
потому что предпочитает не замечать
как погоны рук летят по твоим плечам

всё что однажды имело смысл
дождь возвращаясь под утро смыл
снег перепрятал и белый бим
чёрного города нелюбим
 
сердце кащеево в кулаке
бренные косточки в кураге
сцена для чайника над плитой
больше ни слова ни запятой
 
меньше нечаянного родства
этого вечного воровства

от этого не рожала
от этого не дрожала
и даже подорожала
стояла возле ашана
в руке телефон держала
похоже вместо кинжала 
смотрела мимо экрана
как будто совесть украла
 
один говорил: подумай
и целого мира мало
один говорил ей: дура
второй говорил ей: мама
 

вчера сегодня завтра: фу! свои
невинным пробкам в горле у зари
когда по беспросвету третий рим
наш третий рим как первый и последний
уже грызут железные жуки
а в голове легко от шелухи
и мягкие согласные глухи
к молитвослову каменных соцветий
 
диджеи языкасты в тарарам

I
за слоем слой тебя снимая
с бегущих детства поездов
ведётся линия седьмая
вдоль благовещенских крестов
на игры памяти к смоленке
достать минувшее со дна
когда разбитые коленки
друзья разбитого окна
 
однообразие ландшафта
ряды бетонных коробов 

возвращается поздно вечером с танцев бальных
гопоте под аркой небрежно заткнув хлебальник

берегли берега
было нечего больше беречь и
затихала река
подбирая шаги человечьи
 
словно это ключи 
от нетронутых ржавчиной скважин
потерялись в ночи
там где город размыт и не важен
 
где мосты вдугаря
то есть хмурят надбровные дуги
вопреки фонарям

послушай
эта музыка из нас
мертвеет воздух

на дне колодца ставшего двором
ты архимед считающий ворон